«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников
Я смотрел на эту гору, уже где-то поросшую маленькими деревцами, и думал, что сколько же надо сил было вложить в то грандиозное, что я сейчас вижу. Представь себе, читатель, три муравейника в ряд, высотой каждый из которых тебе по колено… Представил? А теперь представь, что ты муравей и стоишь перед этими муравейниками. И вот тогда я себя муравьем и почувствовал, сравнив с этим колоссом, с этой горой рукотворной. Это сколько же надо сил, пота, порой непосильного труда, нервов, чтобы все это создать за три столетия? Я тогда смотрел на гору и думал: «Это воля или безволие толкали людей на такое занятие?»
В моей душе что-то безумствовало и удивлялось, ведь передо мной сейчас предстали сотни, тысячи, а может быть, сотни тысяч трудных судеб людей. У этих людей, которые совершали подвиг здесь, вытаскивая наружу камень, были свои семьи, которые ждали их дома; вот здесь, в этих местах, они и жили, и, наверное, мало что изменялось в этих местах целыми столетиями. Трудовые династии, говорите вы, к черту вас с этими династиями… А я вам говорю, что это называется безнадежностью, неграмотностью, которая не знает, куда податься, кроме как на шахту, и это я называю трудовым потом в нищете…
Еще вчера, когда я ехал сюда, почувствовал эту страшную атмосферу. Верно, души умерших шахтеров, погибших под обвалами, коих здесь сотни, а также сотни тысяч умерших от ран и преждевременной старости, вызванной непосильной работой на шахте, незримо создают эту неуютную, гнетущую атмосферу здесь. Кем они были, эти целые поколения шахтеров? Крепостные и вольнонаемные изгои, попавшие сюда волею судьбы? — задавался я вопросами.
Так думал я тогда. И скажу тебе, читатель, вот что… Ладно хоть бы я видел здесь, в этом поселке, остатки какой-либо хорошей жизни прошлой, но и этих остатков ни тогда, ни потом я не заметил — серость досталась в наследство потомкам шахтеров от самих шахтеров, и, наверное, вчерашние шахтеры эту серость приняли в наследство от своих дедов, а те от своих, а те и от своих предков. Так я спрашиваю вас, от воли большой они здесь умирали и страдали или от безволия? Я понял тогда, прочувствовал это своим телом, кровью и костьми: почему же люди раньше бежали в Сечь Запорожскую, а потом на Кубань, или бежали из русских деревень и рудников на Великий Дон и Великую вольную Волгу, почему они бежали на Яик, и я понял, что это были за люди… А люди это были по своим обстоятельствам или же по рождению своему подневольные, но душа их требовала воли, и потому бежали они от этой убогой жизни, стремясь из тьмы к свету. Бежали в безлюдные места, к рекам, где можно было выжить. Это были люди, не смирившиеся со своим положением и по внутреннему содержанию своему вольные из вольных, с сильной душой, непокорным характером и несломленной волей — так создавалось русское казачество.
Я понял, что умирать ради интересов денежного мешка, который набивает свои карманы за счет непосильного труда простого человека, согласны далеко не все. Есть те, кто не будет таскать камни ради сытой жизни вельмож и отъевшихся рож, и эти несогласные уйдут в те дали, где будут жить по своим законам… по законам справедливым, пусть и жестоким. Не согласен со мной, читатель? Так ты просто не видел этой горы рукотворной. Когда я смотрел на нее, мой разум даже отказывался понимать, что это все можно вытащить наружу руками. Сначала на лошадях века два вытаскивали, применяя самые примитивные инструменты для добычи угля, а потом и техника появилась, но слаще не стало… И потому я задаюсь вопросом до сего дня: воля или безволие заставили их все это своими руками вытаскивать? Подумай, читатель, ведь монархи, к примеру, отправляя сынов России погибать за свои монаршие интересы за тридевять земель, никогда не думали о том, чтобы улучшить жизнь самого народа. Генсеки то же самое… они не лучше были. Флаги, гимны, песни и парады — а люди? Ругали всегда американцев, эксплуатирующих выходцев из Африки, или англичан, которые устраивали колонии и еще приторговывали рабами, или обсуждали на политзанятиях в негативном ключе рабовладение Древних Афин и Рима, забывая о том, что эти указанные страны и народы более заботились о своих людях, нежели о чужих. А кто заботу проявит о своих людях? О себе, наверное, мы сами должны были бы позаботиться… И подумайте только, что, побеждая целые страны, монархи наши и наши генсеки не подумали завезти к нам африканцев на рудники и шахты, чтобы наши люди только специалистами работали или обеспечивали общественную безопасность на этих же шахтах и рудниках, а не погибали там от непосильного труда или умирали потом на пенсиях от болезней и изношенности организма.
Я точно знаю, о чем я говорю, ведь наш человек, выходя на пенсию с производства, не долго потом живет… здоровье-то подорвано. Так и в советское время было… Наши советские люди порой дотягивали до пенсии, всю жизнь проработав на тяжелом производстве. О монархической России я уже не говорю даже, там и восьмичасового рабочего дня даже не было и производство в разы тяжелее было, чем на советских предприятиях. Вот вам и трудовые династии…
Надо думать о модернизации труда и сбережении своих людей, их здоровья и жизней. Вот о чем думать надо. И учить людей надо, иначе в двадцать первом веке живем, а рассуждают многие и многие, как будто из века девятнадцатого или начала двадцатого. Меняться надо, и мышление свое менять. Необходимо не изживать, а прямо-таки уничтожать в себе остатки холопской сущности. Русский человек двадцать первого века — это белый господин, и на этом принципе и надо строить свою жизнь, иначе ничего у нас не получится. Да, необходимо создавать новый образ человека труда, и этот образ должен быть связан напрямую с образом хорошего, умелого мастера, управляющего сложными машинами, а может быть даже и трудовым коллективом, и работа которого стоит очень дорого, и потому сам мастер уже по определению является господином. Да, господином, который сам принимает участие в своей судьбе, участвуя и в управлении государственном, и в самом политическом процессе. Это образ активного человека труда, который свои интересы выражает и защищает через свою партию. Этот господин имеет право стать и шерифом, и депутатом, и министром, и даже президентом — все должно зависеть от его способностей. Людей
